Семь драм: сломался ли армянский протест?

Беспрецедентный протест в Армении, ЭлектроЕреван – продолжается уже больше недели. Пережив жесткий разгон во вторник, демонстранты собрались на центральном проспекте Баграмяна снова и полностью заблокировали центральную улицу столицы, на которой находятся парламент и администрация президента.

Люди требуют отмены повышения тарифов на электроэнергию, которая сейчас стоит в Армении почти в четыре раза дороже украинской. Им пообещали компенсировать повышение из государственных средств – до конца аудита деятельности компании. Однако полумеры демонстрантов не удовлетворили. Ночь на понедельник стала для электрического протеста поворотной. Вечером его собирались разгонять силой, водомет стоял наготове. Однако сделали это в итоге - бескровно. Ночь не разгона, но раскола вместе с демонстрантами на проспекте Баграмяна провел ТСН.ua.

1. Ушедшие на Свободу. Воскресенье, 20:00

- Останетесь до конца? - спрашивает Тигран - взъерошенный, с покрасневшими от недосыпания глазами. Получив утвердительный ответ, улыбается. Ему, похоже, неважно, пресса мы или нет. Главное - что кто-то еще остается. Вокруг переглядываются, ожесточенно спорят, разочарованно вздыхают, пишут статусы, твитят, звонят друзьям несколько тысяч человек: координаторы только что с полуторачасовой задержкой заявили, что расходятся в разные стороны. За полдня до этого полиция объявила проспекту Баграмяна ультиматум: разблокируйте центральную улицу к одиннадцати вечера, или пеняйте на себя.

То ли этого хватило, то ли на часть координаторов подействовали дополнительно, но они выдумали перенести протест на площадь Свободы. А остальных желающих остаться - обозвали политическими. Это значит - выдвигающими власти иные требования помимо отмены повышения тарифов на электроэнергию. Приближенные к оргкомитету - стихийно образовавшемуся и страшно боящемуся называть имена - уже с обеда настроены мрачно, и не зря. В пятитысячной толпе достаточно массовиков, агитирующих людей сходить на Свободу с чистой совестью.

- Вы, те, кто хочет оставаться на Баграмяна! Вы готовы, - кричит в мегафон Шушинян, уже достаточно засвеченный в прессе, - взять эту ответственность на себя?!

Это очень напоминает истерику Тягнибока в ночь на 24 января, когда трио на сцене слаженно исполняло партию отступления с Грушевского, а зрители концерта не оценили. Попытка умыть руки и переложить ответственность на всех остальных в исполнении Шушиняна выглядела еще менее подготовленной, оттого изрядно жалкой. "Давайте, разбивайтесь на группы и решайте сами, - объявил он. - Потом пусть лидеры групп через полчаса соберутся - и проголосуем".

Народ затормозил на выполнении первого пункта. Потому, как и положено в любой непонятной ситуации, прибегнул к привычным кричалкам: "Мы хозяева страны" и "Отмена". "Ну и ладно, сказал тогда Шушинян, не сделав даже попытки организовать внутригрупповое обсуждение, - я пошел, а вы как хотите".

Самые отчаянные сели на землю сразу. Мы стояли рядах в десяти от мусорных баков (они же баррикада, они же сцена) и внезапно оказались в первом - из стоячих.

- Не знаю, что делать, - говорит девушка сзади, ей то ли обидно, то ли страшно. Спрашиваю: "А сама чего хочешь, идти или оставаться?" Почти плачет: "Не знаю! Все в голове от этого запуталось!"

В начале проспекта тем временем формируют колонну. Через полчаса, когда начнет смеркаться, она организованно уйдет. В ней будет человек триста. Всем встречным завёрнутый в национальный флаг парень с цепким, неприятным взглядом расскажет: не ходите на Баграмяна, там остались одни радикалы.

2. Внимание, разгон! Воскресенье, 21:00

Мне очень неловко подводить Тиграна, однако уйти приходится: прямой эфир. Пока я дохожу до ближайшего ресторанчика с быстрым интернетом, полиция делает последнее триста пятьдесят четвертое китайское предупреждение (разумеется, аннулируя при этом предыдущее): до принятия серьезных мер - полчаса. Все журналисты, которые не покинут буферную зону до этого времени – пусть пеняют сами на себя. Все эти полчаса я вишу на скайпе, без возможности отойти от монитора. Мою боковую улицу лениво, но настойчиво блокируют патрульные. Выпускают, но не впускают. За каждым столиком - телефон, планшет или ноутбук с трансляцией. Проспект орет, гудит и расходиться не собирается.

Людей там - гораздо больше, чем было вместе со "свободными", когда Шушинян только начинал умывать руки. По-прежнему очень много детей и подростков. Тревожно. Очевидно, что на Свободу людей оттягивают именно для того, чтобы облегчить разблокирование Баграмяна. Несмотря на близость к проспекту, ни один ресторан на Исакяна не закрывается. Мимо проходит мой сегодняшний собеседник, Варужан Аветисян. Он, как мама из Простоквашино - и перед глазами, и в сюжете на экране. Заместитель главы движения "Учредительный парламент" на камеру заявил: они готовы бороться за смену режима, планы и средства есть. Полчаса проходят, патрульные устают и пропускают уже всех подряд, а потом и вовсе расходятся. Начало десятого, в штурм в одиннадцать уже никто не верит.

- Не вздумай никуда выходить! - хорошо поставленным голосом приказывает женщина с соседнего столика, доктор педагогических наук. - И нашим всем передай, по телефону, по цепочке, как хочешь! Чтобы не вздумали!

И, отключив телефон, сообщает гордо, с нескрываемым чувством собственного достоинства: "Я ни на одном митинге в жизни не была. И всех своих дома оставила".

- Дочь сегодня заболела и осталась дома, - грустно улыбается ее собеседница, коротко стриженная филолог-русист, по виду которой дочь может быть разве что в памперсах. - Хорошо, что она в меня не пошла. Я советскую власть свергала. Беременная, с раскладным стульчиком.

- Я сам - бывший чиновник, - рассказывает мне их флегматичный спутник. - Сын недавно спрашивает у меня: папа, как это - брать взятку? К тебе вот так просто приходят и деньги дают? Вот это поколение должно управлять страной. Наше допускать к рулю уже нельзя.

Я слушаю их одним ухом, трансляцию - другим. И внезапно в голову приходит мысль, что Моисей водил своих евреев по пустыне сорок лет вовсе не для того, чтобы выросло поколение, которое не помнит рабства. А просто потому, что тем, кто помнит, следовало хорошенько проветрить мозги.

3. Буферная зона. Воскресенье, 22:00

Между полицейским кордоном и баррикадой из двух десятков мусорных баков - буферная зона. Мои более радикальные собеседники ее осуждают. Говорят, депутаты и звезды, с первого же дня организовавшие круглосуточный живой щит, защищают этим не так протестующих, как полицию. Им, кажется, не хватает еще одного бодрого разгона. Это запускает сценарий гораздо более массовых акций протеста. Уволившихся или уволенных силовиков, которым не нравится российская колонизация Армении, мои менее радикальные собеседники серьезной альтернативой нынешней власти не считают, говорят: они не политики. Если их послушать, тэг #если_не_Путин_то_кто Армении как нельзя больше подходит во всех смыслах.

На входе в буферную зону - пробка: сюда кого угодно не пускают. Долго не дают дороги местному собкору "Синьхуа", затем тормозят моего оператора: пресс-карта у того не на виду. Присматриваются к пушке на камере, спрашивают, откуда.

- А, Украина! - восклицает наш вахтер, услышав ответ. - Проходи, брат.

Здесь все еще довольно напряженно, но полиция стоит всего в один ряд, без брони. За их спинами - примерно на таком же расстоянии от кордона, что и баррикада - ждет своей очереди водомёт, за ним - тяжелое подкрепление в полной защите. Но каски все еще лежат на земле, значит, по меньшей мере полчаса - есть. Пока что снимать тут - особенно со стремительно садящимся на камере аккумулятором - нечего. У кого ни спроси, говорят, что утром разгонят. Потому что завтра, в понедельник, с рабочим визитом приезжает президент Чехии, поясняет свою уверенность историк и публицист Ваге Лоренц. Какое-то время обсуждаем, не заставит ли это президента Саргсяна наоборот напустить на себя демократический вид и оставить все как есть. Силового сценария – с обеих сторон – Ваге опасается. Мягко, говорит, надо.

Самое опасное время здесь – семь утра, до сих пор больше полутора сотен человек в это время не бывало. Говорят, сюда специально завезли спецназ из Карабаха, которому всё равно, кого бить, но пока что мы видели подходящих под описание силовиков только за площадью Франции, к которой примыкает проспект Баграмяна. Слухи продолжают активно циркулировать: то кто-то приносит новость о засевших на крыше отеля "Опера" снайперах, то полиция вбрасывает, что где-то нашла взрывчатку.

- Слушайте, - смеется на это Гарик, который здесь один из ответственных за безопасность. Когда нам веревки понадобилось порезать, чтобы разделить буферную зону на две части – ножа ни у кого не нашлось!

Каждый второй, с кем я здесь говорю, повторяет: майдана не будет. Каждый понимает под этим – свое. Для кого-то принципиально, что полицию никто не бьет в ответ. Для кого-то – это значит, что никакие политики движение не возглавят. Кто-то настаивает, что ссориться с Россией – самоубийственно. Карта – вещь суровая: слева от Армении – Азербайджан, справа Турция. Две закрытые границы, один замороженный конфликт. Единственная зарубежная российская база, за содержание которой платит не Россия, а России – в армянском Гюмри.

- Это кошмар, что там творится, - рассказывает в этот же день приехавшая оттуда российская коллега, представляющая одно из последних адекватных в РФ изданий, названия которого я по ряду соображений не буду называть. – Бедность чудовищная. Совсем как российская глубинка. Люди по двадцать лет во времянках живут.

Еще она успела побывать в Крыму и в Донецке. Когда говорит об этом, ее передергивает.

- Вы бы знали, за то, что сделали с Украиной, так чудовищно стыдно... Тут ее прервал завернутый в армянский флаг парень, который пытался завернуть отсюда журналистку.

Обмен впечатлениями прерывает появление платья. Сочно-зеленого, в пол. Оно возвращает нас с российско-украинских ужасов обратно, в Ереван. Обсуждаем какое-то время, оперная дива это, депутат или и то, и другое. Не выдерживаю – уж очень колоритная дама – подхожу ближе, узнать, откуда она.

Вижу пресс-карту на груди.

Корреспондент ТАССа.

4. Конец света. Понедельник, 00:00

Первые ряды успели здорово поменяться с шести вечера. Никаких женщин и детей, одни мужчины. Общаясь с ними – в основном доброжелательными, улыбчивыми, спокойными – очень легко обмануться. Забыть, что в Армении, как и в Израиле, не служивший в армии теряет всякую возможность доступа к социальным лифтам. Здесь не принято косить, в стране, которая два десятка лет живет в состоянии перманентной войны.

"Никакая девушка иначе на тебе не женится", - слово в слово повторяют с разницей в полдня два разных человека. Оружия по-прежнему не видно. Никакого. Баррикаду не укрепляют, это по-прежнему просто баки, связанные веревкой. Это не майдан, соглашаюсь с очередным собеседником. Когда в Киеве разогнали и избили студентов – на следующий день на улицу вышла треть города. В Ереване – гораздо меньше, многие – полицию не одобряют, но и не осуждают. Мы же, говорят, заблокировали центральный проспект - их тоже можно понять. Пока что армяне готовы понимать, но – все еще готовы приводить на акцию детей. Вот такие они, радикалы с Баграмяна. Сидят, зевают, переписываются в "Фейсбуке", играют в футбол, укладываются спать. Этой ночью их остается гораздо больше, чем в предыдущую. "Операция Раскол" удалась лишь частично. С ушедшими на Свободу контингент изменился: больше тут не танцуют и не поют.

- Подумают, что мы бомжи, - смеется парень, которого я снимаю. И просит снять их группу, валяющуюся на клеенке, еще раз - уже на его айфон. Результат им нравится настолько, что через пять минут находят меня у самого кордона. На полицию в касках внимания не обращают. Просят сфотографировать всех и отправить через мессенджер. Связи нет. Вскоре пропадает – и свет. Тут его отключают каждую ночь, но в такую ночь, как сегодня – это особенно напрягает. Местные уже привыкли, подсвечивают себе экранами. От мусорных баков по-прежнему попахивает мусором, хоть их и очистили несколько дней назад.

Некоторые коллеги тоже ложатся отдохнуть – те, кто уже принюхались. После третьего раза запрыгивать на баки и передвигаться – легко и приятно. Оттуда хорошо видно, что за первым кордоном – между ним и водометами – происходят непрекращающиеся перемещения. Начальники ходят группами по шесть-восемь человек. То скрываются за водометом, то появляются. Советуются. Подходят ближе – посмотреть на буферную зону. Рассматривают задумчиво, снова говорят. Уходят, чтобы вскоре вернуться. Полицию сюда спокойно запускают. Пара человек в черной форме с надписью "полицейская пресса" снимает все подряд. В основном – лица. Их я здесь вижу впервые за неделю протеста.

5. Последние капли. Понедельник, 4:00

Семь драм – один из местных мемов. На столько, если округлить, подняли для населения цену за киловатт. Уверенных, что протест должен быть исключительно об этом, с полуночи на Баграмяна – гораздо меньше. Однако никаких призывов к свержению власти здесь нет. Что есть – это поиск провокаторов. Например, задерживают анархистку – за распространение листовок о том, что с полицией не следует взаимодействовать, потому что она протестующим – не друг.

Обвиняют в разжигании, долго ссорятся, потом извиняются и отпускают, но продолжают обвинять в разжигании. Полиция время от времени плотной делегацией высовывается в буферную зону – поговорить, на нее, как бабочки на свет, слетается сонная пресса. Это – одно из немногих местных развлечений, не совсем понятно, кому оно нравится больше. Ничего конкретного не говорят. Требуют вести себя тихо. Называют всех нас – по словам переводчика испанской коллеги – подорванными. На земле мирно спят актеры, этим их уже не разбудишь.

Китайский коллега из "Синьхуа" рассказывает, что учился в Киеве, в КИМО. Был в Украине в прошлом году, но института найти не смог: забыл адрес. Сообщаю ему адрес на всякий случай. Сейчас работает в Москве, но она ему не очень нравится. Украинцы и армяне, говорит, похожи. Чем? Хорошие. Гостеприимные, добрые люди.

Спустя какое-то время после того, как я жалуюсь историку Ваго, что вода некстати закончилась – он находит меня, рядом девушка – с водой и едой. От еды отказываюсь, здесь многим нужнее, за воду благодарю. Она еще очень пригодится. Это нам только сейчас кажется, что сидеть осталось час от силы.

Депутаты и политические журналисты обсуждают предстоящее заседание парламента.

Небо сереет.

6. Разделяй и разгоняй. Понедельник, 7:00

К половине седьмого утра все окончательно убеждаются: сегодня пронесло. Проспект пустеет стремительно. Остаются только самые упрямые, подтягиваются – единицы. Среди них, например, бывший дипломат Владимир. Работал в Киеве и в Грузии до того, как власть не поменялась. Тогда он и еще несколько чиновников в знак протеста против сфальсифицированных выборов сложили с себя полномочия.

В поисках кофе забредаем за площадь Франции. Там тезка моего оператора, майор в запасе, сейчас – начальник охранного агентства – сидит на своем объекте, небольшом кафе, почти полностью скрытом зеленью. С ним, как со своим, разговаривают ребята с передовой линии Баграмяна. У одного сломана рука: попал во вторник под водомет, а потом, пока везли в участок, еще добавили.

- Выбросили, как мешок с мусором у больницы, - говорит со спокойной злостью.

В неработающем кафе заняты два столика, наш и противоположный. За тем, другим – опера в штатском, человек пятнадцать. Среди них ребята опознают одного из своих и тихо ругаются. В разговоре с армянского постоянно переходят на русский – из-за нас.

- Все это потому, - говорит майор в запасе, - что уважения к людям нет. Вот при Союзе было совсем другое дело.

С ребятами он общается, как с сыновьями.

На нас они к этому времени смотрят, почти как на своих. Таких же потрепанных бессонной ночью. Советуют отдохнуть, хотя сами – как и раньше ожидают разгона.

Возвращаемся на проспект, там по-прежнему тихо, людей – еще меньше. Привычно убирают улицу самодельными вениками. Тигран находит меня, когда полиция начинает шевелиться чуть активнее. Хорошо, говорит, что вы остались. Нужно, чтобы это все видели. Кроме нашей, камер тут еще – пара штук от силы. Среди протестующих начинается первое за неделю горизонтальное обсуждение. Все собираются в плотный круг и тихо говорят. В это время из-за кордона в очередной раз выходит полицейская делегация. Сообщить, что компания, которой принадлежат мусорные баки, пожаловалась на хищение и порчу имущества. Заметила, стало быть, через неделю, что их стало чуть меньше в ее распоряжении.

По этому поводу, продолжает полицейский парламентер, возбуждено уголовное дело по признакам пункта первого части третьей статьи 185 УК. А баки следует немедленно вернуть владельцу. На баках тут же оказываются люди, неодобрительно гудят и бьют по бакам ногами. Их – пара десятков, еще сотня – за баками. Выглядит не очень убедительно. Стоит полиции удалиться, все веревки уходят на то, чтобы еще лучше связать баки между собой. Глядя на них, кажется: Саргсян выиграл партию. Разделяй и разгоняй: мирно и демократично. Отделение умеренных от радикалов губит любой протест. Ни острие без древка, ни древко без острия больше не является оружием.

Отличная картинка для прессы: центральный проспект перегорожен кучкой заигравшихся во французскую революцию фриков, а полиция терпеливо ждет, пока те удовлетворят свою свободу самовыражения. Финальный штрих для камер: полицейские в касках уходят от заградительной линии. Их сменяют четыре (четыре, Карл!) девушки из гражданской полиции. Симпатичные, накрашенные, без какой-либо защиты. В оцеплении им стоять непривычно, с одной кто-то начинает шутить и все ее самообладание уходит на то, чтобы не рассмеяться, но губы все равно предательски подрагивают.

7. Сломать нельзя продолжить. Вторник 

О прекращении демонстрации на площади Свободы объявляют в течение суток. Заодно заявляя, что никогда не пытались дискредитировать оставшихся на проспекте.

Баграмян – перегорожен до сих пор. Только что туда снова пришел заместитель начальника полиции. Обошел баки под презрительный гул, раздал очередную порцию предупредительных интервью.

Полицейского кордона у заграждения больше нет, никакого. Изображать видимость того, что он необходим, полиция устала. Ходят слухи о связи некоторых координаторов движения "Нет грабежу" с олигархом Самвелом Карапетяном, которые под шумок решил выкупить у россиян дочку "Интер РАО" – компанию "Армянские электросети", из-за которой тут все и началось. Материнская компания слухи о потенциальной продаже настойчиво опровергает. У баков к приходу полиции готовится несколько сотен человек. Разбиваются на смены, чтобы дежурить по очереди. Создают рабочие группы по разным вопросам – от экономического до медийного. Распространяют по сети и не только "Листовку тридцатого июня" - призыв приходить на проспект и участвовать в общественных обсуждениях или сидячих группах. Избитые во вторник - пишут обращение в ЕСПЧ.

Прямо сейчас - собираются читать отрывки из разных книг.

О том, что протесту грамотно сломали позвоночник, в понедельник утром не говорил только ленивый – и в Ереване, и за пределами страны. У них ведь огромная диаспора, если собрать армян по всему миру – населения хватит еще на три Армении. Они давно возмущены происходящим на родине и готовы мобилизоваться, было бы только вокруг чего.

Вот, например, девушка из Дании – каждый день выходит на проспект с новым самодельным плакатом, когда мы знакомимся, на очередном – написано: "Не заставляйте меня уезжать".

Казалось бы, конец немного предсказуем.

Но первое впечатление, похоже, может оказаться обманчивым.

Яна Слесарчук, специально для ТСН.ua