В России уже ничего невозможно сделать

В России уже ничего невозможно сделать

Фото: facebook.com/Элла Кесаева

Небольшое количество жителей города продолжает борьбу за справедливость и требует наказания виновных.

С каждым годом говорить о бесланской трагедии в России становится все труднее. Сначала власти молчали, потом игнорировали, а сейчас перешли к активным действиям. 1 сентября, в 12-ю годовщину теракта, несколько пострадавших женщин пришли в бывшую школу №1 Беслана в футболках с надписью "Путин палач Беслана". И их жизнь, и ранее превращенная в ад после теракта 2004 года, стала еще тяжелей. Теперь они не просто люди с раздражающим власти мнением, а враги. Враги России, ее молчаливой "стабильности" и лично Путина. К женщинам применили физическую силу, избили, силой отвезли в полицию, а после в суд. После задержания, которое длилось 14 часов, все они были приговорены к различным наказаниям. О том, что произошло в Беслане в дни, когда шли траурные мероприятия, ТСН.ua рассказала сопредседатель общественной организации "Голос Беслана" Элла Кесаева, пережившая все описанные события. Поговорить с Эллой Кесаевой получилось лишь после того, как ситуация несколько утихла.

Стоит отметить, что на государственном уровне в России жертв трагедии в Беслане уже почти не вспоминают. Президент РФ Владимир Путин проигнорировал памятные мероприятия в школе, но преклонил колено перед могилой экс-президента Узбекистана, диктатора Ислама Каримова.

 

- Что происходит сейчас по "бесланской теме", что с судами, расследованием?

- В прошлом году мы скорректировали вновь все вопросы, перепроверили списки, статусы. Была проведена большая работа. Но все запросы, что мы писали следствию в рамках своего расследования, так и остаются без ответа. Следователь нам просто не отвечает, они все "ушли в подполье". Мы не в курсе даже, чем они занимаются. Не отвечают ни потерпевшим, ни адвокатам.

Что касается ЕСПЧ – в прошлом году суд принял нашу жалобу, всю полностью. И назвал ее приемлемой по всем основным нашим статьям. В том числе он признал, что было нарушено право на жизнь, право на объективное расследование и на правосудие. ЕСПЧ признал, что в этих статьях были нарушения. Ранее мы прошли все этапы, сейчас ждем только окончательного решения. Я думаю, решение не за горами.

Что касается тех огнеметов "Шмель" (отстрелянные огнеметы, после применения которых начался пожар в школе, в результате которого погибло большинство людей, были найдены жителями Беслана на крышах соседних к школе домов после теракта – авт.) – они у следователя. Есть протокол, что их ему сдали. Одному из свидетелей каким-то образом удалось достать копию этого протокола. Но следствие до сих пор, конечно же, "не установило принадлежность" этих огнеметов.

Они знают, что огнеметы принадлежат ЦСН ФСБ (Центр специального назначения ФСБ России). ЕСПЧ просил следствие  предоставить многие документы по этим огнеметам в рамках уголовного дела, которое сейчас расследуется – 20/849. Дважды или трижды просил предоставить конкретные документы, в том числе протокол заседания оперативного штаба, но следствие им их не предоставило.

Зато в огромном количестве они предоставили наши расписки о том, что мы отказываемся знакомится с материалами дела. Но надо смотреть на дату. Моя сестра Эмма тоже написала такую расписку – в октябре 2004 года, когда мы еще младшего ребенка не нашли после теракта.

Нам не до материалов дела было. Я очень хорошо помню тот момент. Следователь Рамонов. Мы пришли по его приглашению, он говорит, мол, с материалами дела имеете право ознакомится. А вы представляете наше состояние? А там очень много материалов было и в них все это – ужас, трупы, все что нашли. И он говорит: "Не хотите, распишитесь тут".

Мы ему говорим, подождите, дайте хоть что-то нам, например, протокол допроса Дзасохова (Александр Дзасохов, на момент теракта был президентом Северной Оскетии - ред.), еще кого-нибудь повыше, а он отвечает: "А у меня ксерокс не работает". У нас в то время ничего своего не было. Вот так они и собирали эти расписки об отказе.

Акция протеста матерей погибших школьников Беслана закончилась судом и побоями

Акция протеста матерей погибших школьников Беслана закончилась судом и побоями

И они эти расписки в огромном количестве в ЕСПЧ в качестве доказательств высылают. Вот, мол, видите, мы их просили ознакомится, а они отказались. Им ничего не надо. Но позже мы в огромных количествах подавали в суд ходатайства о том, что просим ознакомить нас с материалами дела, потому что по процессуальному кодексу мы имеем право в любой стадии ознакомится – хоть до суда, хоть после суда, но нам всегда отказывали.

Следствие также предоставляло в ЕСПЧ огромное количество показаний военных 58-й армии, сотрудников ФСБ. Нам этих протоколов не давали, но когда они оказались в ЕСПЧ, он нам их выслал. Это очень интересные бумаги. Вот допрашивают сотрудника ФСБ. Фамилию не пишут. Пишут псевдонимом осетинскую фамилию. Вопросы такие: "А у вас на вооружении было такое оружие? А вы стреляли из него, из огнеметов и танков?" Он, конечно же, отвечает: "Нет". И выходит – анонимный человек под псевдонимом отвечает "нет". Нет имени – нет ответственности. Таких показаний – более 200.

И когда представитель России Матюшкин (Георгий Матюшкин, представитель РФ в ЕСПЧ - ред.) выступал на открытом заседании 2014 года, один из судей спросил его: "Применяли или нет это оружие?" Он ответил: "Материалов дела огромное количество, у всех свои свидетели. У пострадавших свои свидетели, у нас свои свидетели".

На что Коротеев (адвокат пострадавших в Беслане Кирилл Коротеев - ред.) сказал: "Какие у вас свидетели? Те, которые стреляли? Они свидетели?"

- Зачем он брали с вас те расписки в 2004 году?

- По закону это необходимо, но они делали это в такой момент и в такой форме, что было понятно, что люди будут писать отказы от рассмотрения, не воспользуются этим правом. Они говорили, это формальность, так нужно, чтоб следствие двигалось. А теперь эти расписки используют, чтобы материалы не предоставлять никому.

- Почему вы решились провести акцию с футболками?

- В России уже ничего невозможно сделать. Мы и следователя найти нашего не можем. И он не отвечает на наши ходатайства. В каком состояние основное дело – мы не знаем. Хотели привлечь внимание, что мы вообще еще есть.

Фото: facebook.com/Элла Кесаева

- Почему вас вышло только пятеро из всего огромного количества пострадавших?

- Могли выйти больше. Но мы понимали, что за этим могут последовать дела и штрафы. И купить нам футболки надо было, и надписи сделать. Это все материальные затраты. Решили, что пятерых будет достаточно для привлечения внимания.

Но около нас в школе 1 сентября были люди, которые нас поддерживают. И еще – чем больше людей участвует в подготовке, тем больше шансов, что информация просочится. Мы о том, что готовится, никому не говорили, ни по телефону, никак.

Даже журналист "Новой газеты", приехавшая в Беслан, которую потом задержали, избили и зеленкой полили, ничего не знала. Просто это такой момент, они могли по телефону болтнуть, и акции уже бы не было. И вот мы вечером 31 августа купили футболки, и в ночь на 1 сентября сидели писали фломастерами на них.

Футболки покупали в самый последний момент. Даже когда ездила их покупать – телефон оставила дома. Сначала хотели сделать надпись побуквенно, на аппаратуре для печати на тканях. Я узнала, где это делается, поехала туда, тоже без телефона, но оказалось, что каждая надпись будет стоить 826 рублей. Мы сказали, мол, ничего себе, футболки 300 рублей стоят, и решили своими руками писать, накупили фломастеров.

- Элла, а почему у вас одни женщины воюют? Что журналистки из "Новой" - две хрупкие девушки, что вы, которые вышли 1 сентября. Пострадали же все, а где ваши мужчины?

-  Те мужчины, что были у нас самыми активными, умерли после судов от сердечных болезней. По ним это так ударило все. Мы, женщины, сильнее в плане здоровья в таких ситуациях. Мы столько лет после теракта держимся. А мужчины почти все поумирали. Те, кто остались – очень больны. Они не в состоянии даже физически как-то сопротивляться. Да и не молоды уже. Но мужчины были все равно там в спортзале, поддерживали. Но если бы они принимали участие в самой акции, представляете, как их избили бы СОБРовцы (СОБР – специальный отряд быстрого реагирования криминальной полиции МВД РФ - ред.)?

- Но сами эти офицеры СОБР, они же тоже не с Луны прилетели, их же теракт тоже как-то коснулся?

- Мы сами в шоке от их поведения. Я даже не хочу рассказывать, как они с нами разговаривали, в чем обвиняли, как оскорбляли. Это зазомбированные люди. Их никто не заставлял так с нами обращаться. Вот такая у них личная инициатива. И они профессиональны – они просто окружают, в несколько рядов, чтобы не было видно, что происходит в центре. И внутри этого круга творят с людьми что хотят.

- Чувствуется со временем, с годами, что отношение к вам становится хуже?

- Со стороны власти – да. А со стороны людей – нас и в спортзале поддерживали на акции, и под судом ночью люди стояли, хотя мало кто знал, ведь телефоны поотбирали. Но информация как-то просочилась и люди собирались. Они были за нас.

- Какая реакция была окружающих, когда они увидели надписи на футболках?

- Во-первых, мы никогда ничего не проводили 1 сентября. Всегда все было 3 сентября (в день штурма школы – ред.). 1 числа мы вышли из дома, неподалеку стояли "Жигули", в которых сидели сотрудники ФСБ. Это были именно ФСБшники – мы их знали лично. Мы не общались, но все эти годы они крутились рядом, ходили на все наши мероприятия.  Мы им сказали: "Не слишком далеко стали?"

Мы пошли в школу, знали, что за нами следят, хотя по телефону нигде ничего никто не говорил, что мы так рано пойдем. Они нас ждали. Но не знали, чего от нас ожидать. Что мы что-то сделаем 1 сентября – не ожидали. Мы на это рассчитывали.

- Какая была реакция на ваши действия? Когда вы показали, что у вас написано на футболках?

- Простые люди подходили поддерживали, против нас говорили мало, человека два только: "Ой, зачем это надо?" Другие говорили, да, мол, это так, вы молодцы.

Когда все увидели футболки, эти "люди в гражданском" сначала нас не трогали. Они рядком встали впереди нас и закрыли обзор, чтоб нас видно не было. Потом стали нас двигать, приперли к стене, где были фотографии погибших. Задвинули нас в угол.

Футболки мы показали как раз в тот момент, когда пришли представители делегации нового и.о. главы республики (Северной Осетии - ред.), которого еще не утвердили. Сам и.о. , конечно, все видел, хотя нас быстро прикрыли, чтобы он не увидел. "Большой человек". Но мы все-таки прорвались вперед, в центр зала. И тут нас стали хватать. Я повторяла: "Это мое мнение!".

Мы не собирались ничего говорить. Мы хотели просто молча постоять. Но из-за того, что нас стали хватать, мы вынуждены были говорить, чтобы нас оставили в покое, это наше мнение, мы никому не мешаем. И люди вокруг стали кричать, чтобы нас оставили: "Пусть стоят, это их мнение!"

Когда пришел и.о. главы, нас как раз хватали. Но он поднял голову как мог выше, и смотрел в потолок, мол, я ничего не вижу.

- Что происходило дальше?

- Зал стал наполняться вот этими крепкими людьми в гражданском. Но нам удалось немного постоять. Потом мы одели свои кофты, закрыв футболки. Я стала чувствовать, что вокруг нас что-то происходит, что-то нагнетается. Мы стали выходить из спортзала. Прошли через "раму" (металлодетектор – ред.), футболок было не видно, чтобы их не провоцировать, мы уже закрылись. С нами еще девочки были. И чуть сзади от нас, но вышедшие вместе с нами, шли люди.

Мы не думали, что нас будут задерживать, казалось, все закончилось. Уже пройдя "раму", уже выйдя с территории школы, пройдя метров 20, увидели, что на дороге стоят какие-то машины.

Дальше все произошло моментально. Команда "Остановитесь!" Вокруг нас появилось оцепление, там, где был выход с территории школы, где "рама", выход людей был перекрыт в несколько рядов. Я поняла, что люди, которые шли за нами и хотели к нам подойти, отрезаны, а нас окружили кольцами собровцев в форме и в гражданском, которые сделали настолько плотное оцепление, что сцеплялись друг с другом руками. Нас окружило не менее ста человек. Мы оказались в центре.

Я от нервного напряжения еще пыталась позвонить кому-нибудь. Но ничего не получалось. Пыталась на телефон что-то сфотографировать. Потом поняла, что сейчас будут вырывать из рук телефоны, и действительно, телефон куда-то из моих рук исчез.

Но потом оказалось, что кто-то из девочек у меня его забрал, из числа тех, кого не задержали, на ней не было такой как у нас футболки.

Фото: facebook.com/Элла Кесаева

Первую схватили меня. Потом стали выхватывать женщин по одной. Когда меня схватили, я им говорю, оформляйте протокол на месте, тут, зачем меня везти в РОВД? Но меня потащили и буквально закинули, горизонтально, в машину. Два сотрудника сели рядом, и мы поехали в РОВД. Там меня продержали 6 часов. Сначала одни следователи, потом другие. Потом почему-то приехали следователи из Владикавказа (столица Северной Осетии – ред.).

Я им ответила: "Вы меня таким методом сюда привезли, я ни на какие вопросы отвечать не буду".

Потребовали тогда расписаться, что я отказываюсь говорить. Я отказалась и расписываться. Потом от их поведения, от их хамства, мне стало плохо, и я стала плакать. Я уже ничего не могла произнести, повторяла им: "Как вам не стыдно, как вам не стыдно?"

Потом меня отвели в какую-то комнату, где было пять женщин. Они потребовали, чтобы я подчинилась личному досмотру. Вырвали мою сумку, начали все из нее вытряхивать. Потом хотели меня раздеть для досмотра, я вырвалась и сказала: "Ни за что!" На этом они становились, в сумке не было ничего для них интересного.

- Откуда у вас появились синяки и кровоподтеки?

- Это произошло, когда нас задерживали и засовывали в машины. Плюс, когда в РОВД у меня вырывали сумку и держали при досмотре. Там одни держали, другие вырывали.

- Вас судили по статье в том числе "сопротивление сотрудникам полиции". Вас предупреждали, что если вы не сделаете то то, тогда это будет расцениваться как неповиновение?

- Они ни о чем не предупреждали. В самом начале сказали фразу: "Вы закон нарушили, сделали несанкционированный митинг". А мы не считаем, что мы должны уведомлять власть, в какой одежде мы будем ходить. Да даже если бы и предупреждали их – нам бы все запрещали и к школе бы не подпустили.

- То есть вам порекомендовали впредь утверждать у руководства республики надписи на футболках?

- Да, сказали, что мы нарушили закон. Называли статью 20.2. (Административная статья российского законодательства "Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования". Свежая, так называемая "антимитинговая статья" в РФ, предусматривающая штрафы, в различности от обстоятельств, от 10 тысяч до миллиона рублей, обязательные работы до 200 часов или арест до 15 суток – ред.)

- То есть сначала вас задержали за "несанкционированную акцию", а в суде это оказалось "неповиновением сотрудникам полиции"?

- Да, и там же в суде появилось, что мы распространяли листовки.

- Что за листовки?

- Якобы в спортзале мы распространяли листовки. Они придумали это, чтобы нас к "несанкционированному митингу" притянуть. Футболок было мало. И полицейские написали, что мы как будто раскидывали листовки с такой же надписью, как и у нас на майках. Это всплыло только в материалах суда, даже листок появился с такой же надписью. Мы попросили, чтобы у нас сняли опечатки пальцев и поискали их на этом листке. Может, проверили бы наш принтер, печатался ли на нем этот листок. Судья понимал, что это фальсификация, и внимания на эти "листовки" не обратил. Полиция мало материала предоставила для "митинга". А мы вообще им ничего не стали говорить.

На допросах перед судом каждая из нас была в отдельном кабинете, мы не видели друг друга все эти 6 часов в полиции. И каждую из нас допрашивали по несколько следователей. Мы понимали, что они что-то готовят, и поэтому не давали вообще никаких показаний.

- Эти "листовки" появились пока вы сидели в РОВД?

- Да, но не у всех. У меня вот появились, причем их не было ни в протоколах, нигде, они появились потом только в рапортах полицейских, составленных, якобы при задержании. Нам судья их показал уже в суде. И там же в суде замначальника РОВД Багаев сказал нам: "Вы распространяли листовки. Это был митинг несанкционированный".

Я попросила показать хоть какие-то записи видео, ведь камеры там были, может, хоть фото какое-то. Я же знаю, что никакого видео или фото нет с листовками, потому что этого вообще не было. Так же, как и то, что они еще написали, якобы мы что-то выкрикивали.

В рапорте полицейских было написано: "Зам. начальнику ОВД Плиеву, 1 сентября, в ходе охраны общественного порядка при проведении траурных мероприятий на территории бывшей школы 1, такие-то такие-то (перечисление наших фамилий), одевшие майки с надписью: "Путин палач Беслана", выкрикивали в толпу и в адрес сотрудников полиции: "Вы убийцы наших детей". Требования полиции прекратить противоправные действия проигнорировали, на требования полицейских сесть в машину и проехать в РОВД оказали сопротивление, вели себя агрессивно, кидались на полицейских, в результате чего пришлось применить физическую силу". Ну и дописали, что шестая с нами женщина была без майки, но тоже выкрикивала.

- Сколько времени вас держали?

- 6 часов в РОВД и потом до 4 утра в суде. Всего больше 14 часов получилось. Все очень долго было. Судья тянул. Там, в принципе, у всех типовые бумаги, надо было только фамилии вставлять, но все равно после каждого человека судья час перерыв делал. Вообще по каждому поводу перерывы были.

- То есть они вас так изматывали?

- Да. Воду не давали. Никуда не выпускали. Очень много людей в нашу поддержку под судом собралось, но никого не пускали, говорили, мол, рабочее время в суде закончилось. и рамки метеллодетекторов сейчас не работают, чтобы вас проверить, и включить до утра мы их не можем. В итоге нас судили одних, никого в суд не пустили. Люди так на улице и стояли до утра.

- Как в протоколах полиции было отражено ваше "неповиновение"?

- Написали, что мы отказались выполнять законное требование сотрудников полиции проехать в РОВД. Поэтому, написали, они и применили физическую силу. Мы действительно отказывались проехать в РОВД, так как считали это незаконным. Но у нас все равно никто ничего не спрашивал.

- В 4 утра 2 сентября вы вышли из суда, что происходило дальше?

- Мы поехали по домам. До 6 утра не могла заснуть. Потом 2 часа поспала, и мы поехали фиксировать побои. Эксперта, правда, на месте не оказалось, но нас уже ждали двое полицейских по гражданке - мы их видели 1 сентября, когда нас держали в РОВД. Мы уже весь состав РОВД знаем после этого знаем. Сказали, что эксперт "на выезде". Один из полицейских, проходя мимо нашей Жанны, сказал: "Тварь!"

Мы прождали несколько часов, и эксперт все же приехал. Все зафиксировал, мы заплатили пошлины по 350 рублей каждая, нам выдали квитанции об оплате, и все. Он сказал, что сейчас пятница, смогу выдать вам справки только, может быть, на следующей неделе. Мне, говорит, надо все распечатать. И тогда мы пошли по обычным врачам, кто к травматологу, кто к неврологу, кто к кому.  Чтобы хоть там хоть какую-то справку о побоях получить. Я к терапевту ходила, какую-то справку она мне дала, запись сделала о кровоподтеках и синяках. Хотя не все написала, не измерила их размеры.

- Что происходило дальше?

- 2 сентября мы никуда не пошли. Очень все себя плохо чувствовали. Лежали все. Мы же не молоденькие девочки после такого всего, после такой ночи. А 3 числа должны были подъехать журналисты телекомпании "Дождь", мы договаривались на 9 утра, собрались в офисе на Коминтерновской, те, кто были 1 числа в школе, но журналисты не приехали. Потом они сказали, что кто-то их подвел и они не смогли.

Фото: facebook.com/Элла Кесаева

К нам в офис пришли журналистки Лена и Диана (Елена Костюченко, журналист "Новой газеты" и Диана Хачатрян, журналист издания "Такие дела" - ред.). Чтобы к нам попасть, они огородами от соседей прорывались, с обратной стороны здания, так как боялись, что слежка снаружи их к нам не пустит. 

Мы прождали "Дождь", и пошли к школе только в 12 часов. Вышли, а там через дом от нас уже машина стояла, за нами следили, сидели выглядывали. Мы пошли в школу, где нас на входе очень сильно досматривали. Прошли, и за нами пошел целый шлейф этих молодчиков. В итоге зал заполнился ими, не столько обычными людьми, сколько вот этими переодетыми сотрудниками.

Мы не собирались ничего делать. Пришли как раз ко времени, когда шары в небо запускают, последний звонок. Мы ничего не делали, и сил не было. Мы уже сделали все, что посчитали нужным. И мы уже видели, что любое наше движение отслеживается.

Но все равно они на Лену напали и куда-то утащили, я стала это снимать, у меня выхватили видеокамеру. Я ведь пришла с камерой, потому что иногда это их как-то тормозит. Но я уже не знала, что лучше, или не снимать, чтобы они не нервничали, или снимать, так как раньше камера их тормозила, они боялись.

Но сейчас они все равно вырвали камеру из моих рук. Вырывал сотрудник полиции, ко мне подскочили несколько человек в гражданском, это были собровцы, накачанные такие, мне стали выкручивать руки, держать, а один полицейский стал вырывать камеру. Я сколько могла камеру держала, это длилось около минуты.

- При этом они что-то говорили?

- Молча. Я кричала, просила о помощи, рядом была толпа полицейских в форме, все всё видели и не реагировали. Потом этот полицейский с камерой стал убегать, мы побежали за ним. Он пробежал через "раму", там человек 30 полицейских стояло, никто его не остановил. Представляете, как это выглядело? Везде полицейские, он бежит, следом мы бежим кричим, а его никто не останавливает.

Он пробежал метров сто, подбежал к 4 полицейским, мы немного отставали, он им что-то сказал, открыл дверь серой гражданской машины, которая стояла рядом, и закинул камеру в салон. Мы как раз подбежали. Он закрыл дверь, повернулся, поднял руки и говорит: "Что? Нет у меня уже вашей камеры!"

А полицейские, которые стояли рядом и все видели, говорят: "А вы в РОВД идите, пишите заявление, мы ничего не видели, у него ничего не было, будем искать, разбираться". Но уже последний звонок должен был быть, мы не могли с ними дальше стоять. Повернулись и пошли обратно в школу. И смотрим, около забора перед "рамами" сидит Диана и Лена, облитая зеленкой, мы остались с ними.

Лену, пока мы за камерой бегали, куда-то утаскивали прямо из спортзала, через весь двор школьный тащили при всех. Телефон отобрали (потом вернули отформатированным). Их тащили люди в гражданке, собровцы. Они передали Лену в руки полиции, подошел молодчик в майке с надписью "Антитеррор" и облил ее зеленкой. Прямо при сотрудниках.

- То есть, выходит, их полицейские зеленкой облили?

- Да.

- Что вы намерены делать дальше?

- Жить. Бороться. Нам больше ничего не остается. У нас уже ничего нет.

 

В воскресенье, как рассказывает Элла, к ней приезжали полицейские. Элла не открыла им дверь. Полицейские требовали, чтобы она вышла и проехала с ними в райотдел, чтобы там ей вернули украденную полицейским видеокамеру.

"Во-первых, могли бы ее домой привезти. Хотя я бы ее не взяла, потому что мне важна не столько камера, сколько ответственность того полицейского, который ее у нас вырвал, и тех полицейских, которые все это видели и бездействовали", - рассказывает Элла Кесаева.

При этом женщина заявляет, что вместе с коллегами намерена довести свое дело, ставшее делом жизни, до конца. До решения ЕСПЧ и до наказания виновных в гибели их детей. Потому что кроме этих измученных женщин больше в России сделать это некому.

Похожие темы:

Следующая публикация